Полумрак, разбиваемый на части ярким светом, падающим через высокие узкие окна, яркие трапеции света на каменном полу, отполированным ногами людей за долгие годы. Запах воска, которым натирают мебель, тяжелую, из темного дерева, которая стоит здесь, наверное, лет сто уже, или больше. Слышно, как шелестят листы бумаги в папке, когда преподобный, сидящий за судейской кафедрой, их перекладывает. Кто-то откашлялся, кто-то зашаркал ногами.

Вера, бледная от волнения, какая-то совсем маленькая, сидит в первом ряду в левой части зала, вертя в руках носовой платок, причем так сильно, что он вот-вот разорвется. Рядом с ней Аглая, с виду спокойная, но сидящая непривычно прямо. Левая часть зала, разделенного проходом посередине, для тех кто «за». Правая — для тех, кто пришел говорить «против». К этому времени отговорили уже все, и сама Вера, и Аглая, и ее дядя Евген, и поставщик товара для их семейного торгового дома Димитрий, и другие люди, с кем Вера вела дела, и даже я выступил, как ее «защитник». И сейчас преподобный Симон готовился огласить решение, недаром же он с Мироном Даниловым, городским головой, и церковным старостой Лукой Плотниковым, совещались почти час.